Уповзище

"89 672 899 рекрутів уже пройшли через табір імені Льва Троцького і були відправлені в космос, тож механізм був відлагоджений і працював без затримки, хоча цього разу він пожирав самого себе, як змія ковтає свій хвіст. Білл і його приятелі були останніми з рекрутів, і одразу за ними змія почала перетравлювати себе. Після того, як їм обкарнали чуб і пропустили крізь ультразвуковий зневошувач, перукарі накинулися один на одного і тут же, в кімнаті, заповненій пасмами волосся, клаптями вус, шматками шкіри, зрошеної краплями крові, вони обстриглися й поголилися, а потім затягли за собою в ультразвукову камеру й оператора. Санінструктори ввели собі сироватку проти ракетної лихоманки і космічної хвороби, бухгалтери видали собі розрахункові книжки, а наглядачі за посадкою заштовхували один одного по трапах у ракети. Дюзи запрацювали, живі стовпи вогню, немов червоні язики, лизали плити космодрому, спалюючи трапи, що було чудовим піротехнічним видовищем, оскільки оператори трапів теж були на борту. Грім від космічних кораблів луною прокотився нічним небом, полишаючи табір імені Льва Троцького, темне й мовчазне місто-привид, де уривки щоденних наказів і списки людей, на яких було накладено дисциплінарне стягнення, шурхотіли й облітали під вітром з дощок об’яв, танцювали по пустельних вулицях і врешті прилипали до галасливих яскраво освітлених вікон офіцерського клубу, де у розпалі була грандіозна пиятика, яка проте викликала багато нарікань учасників, бо вони змушені були обслуговувати себе самі".

Гаррі Гаррісон. Білл — Герой Галактики

Жихарь поставил на место опрокинутый стол. В глиняном пузырьке оставалось ещё немного чернил. Жихарь поднял перо и, поражаясь новому умению, начертил на оборотной стороне пергамента несколько строк. Подождал, пока чернила просохнут. С омерзением взял кухонный нож и отсёк голову Гоге. Кровь из людоеда уже почти вся вытекла.

Жихарь вынес голову во двор к самому тыну и насадил на кол – всё-таки сказалась служба у князя Жупела. Рядом пристроил голову Магоги, а под ними прикрепил пергамент с надписью:

ЭТО БЫЛИ ГОГА И МАГОГА. ОНИ БОЛЬШЕ НЕ БУДУТ.

Михаил Успенский. Там, где нас нет

Огогондия была огромным, широко раскинувшимся государством и Великой Диктаторией не считалась только по двум причинам:
1) Политический разброд в Огогондии был прямо пропорционален её географическим размерам, в то время как
2) Международный престиж Огогондии был этим размерам обратно пропорционален.
Великие Державы особого интереса к этой стране не проявляли, потому что стараниями своих собственных правителей Огогондия была доведена до такого состояния, что её, прежде чем ограбить, надо было хотя бы одеть.

[...]

А тому, кого величали Властелином Солнца, с каждым днём становилось всё хуже. Координация движений у него всё больше разлаживалась. И теперь, когда он шёл, правая рука его беспрерывно крутилась, напоминая вращение пропеллера. И чем быстрее кибер шёл, тем пропеллер быстрее вращался. В его речи появился так называемый «эффект испорченной пластинки», и он мог без конца повторять одно и то же слово. Он всё чаще хандрил, и беспричинная злость перемежалась только вспышками ярости. Сочетание собственных технических дефектов с моральными, перешедшими к копии от оригинала, давало себя знать.

Владлен Бахнов. Как погасло солнце, или История Тысячелетней Диктатории Огогондии, которая существовала 13 лет 5 месяцев и 7 дней. (1969)

"Прокурор вздрогнул: жёлтый телефон тихонечко звякнул. Только звякнул и больше ничего. Тихонько, даже мелодично. Ожил на долю секунды и снова замер, словно напомнил о себе… Прокурор, не отрывая от него глаз, провёл по лбу дрожащими пальцами. Нет, ошибка… Конечно, ошибка. Мало ли что, телефон — аппарат сложный, искра там какая-нибудь проскочила… Он вытер пальцы о халат. И сейчас же телефон грянул. Как выстрел в упор… Как сабля по горлу… Как — с крыши на асфальт… Прокурор взял наушник. Он не хотел брать наушник, он даже не знал, что берёт наушник, он даже вообразил себе, будто не берёт наушник, а быстро, на цыпочках бежит в спальню, одевается, выкатывает машину из гаража и на предельной скорости гонит… Куда?
— Государственный прокурор, — сказал он хрипло и прокашлялся.
— Умник? Это Папа говорит.
Вот… Вот оно… Сейчас: "Ждём тебя через часок"…
— Я узнал, — сказал он бессильно. — Здравствуй, Папа.
— Сводку читал?
— Нет.
"Ах, не читал? Ну, приезжай, мы тебе прочитаем"…
— Всё, — сказал Папа. — Прогадили войну".

А. и Б. Стругацкие. Обитаемый остров

Намереваясь передохнуть, я сел было на один из холмиков, но, к крайнему удивлению, он выскользнул из-под меня, подскочил и оказался человеком, во всяком случае — существом человекообразным, крайне худым, одетым как бы в стог из местной травы.
— Простите, дон! — сказал я на родном испанском языке. — Я не имел чести знать, что вы человек, и принял вас, как это ни странно, за кочку. Тысячи извинений!
— Эрто морано лесто кочк! — скрипучим голосом отозвалось странное существо и само перевело на испанский: — Я и есть кочк, а не человек. Вы имеете счастье находиться в Королевстве Кочек!

Александр Шаров (Шер Нюренберг). Иллюзония, или Королевство Кочек. 1965

Хранитель Запахов наклонился к шкафу и сунул большой чёрный ключ в замочную скважину. Он несколько раз повернул ключ. Дверцы шкафа длинно заскрипели и отворились. Все полки этого шкафа были уставлены разными флаконами. Здесь были большие флаконы и маленькие. Флаконы, важные, как индюки, и жалкие, как мокрые курицы. Здесь были флаконы с золотыми пробками и флаконы, заткнутые просто комком бумаги.

Хранитель Запахов взял с полки один флакон, зажал его в кулаке и поднёс к носу Цеблионка.

— Ну ладно, ладно, сыночек, не болтай ногами, не отвлекайся. Давай заниматься! — сказал он. — Какой это запах?

Цеблионок неохотно обнюхал кулак отца.

— Порох, — сказал он скучным голосом. — Министр Войны!

— Умница! — с восторгом сказал Хранитель Запахов. — Пятёрочка!

— А это что? — спросил он, поднося к его носу другой флакон.

— Кажется, земляничное мыло… Наверное, это Министр Чистого Белья… — сморщив нос, проворчал Цеблионок. Его нос сразу же стал похож на старый поношенный башмак.

— Пять с плюсом! — в восторге закричал Хранитель Запахов. Ему хотелось погладить Цеблионка по голове, но он боялся, что тот снова начнёт болтать ногами. — Ах ты моё сокровище… Ну, а это что?

— Не то фиалки… не то рыбьи потроха…

— Двойка, — с беспокойством сказал Хранитель Запахов. — Цеблионок, миленький, ну сосредоточься, ну понюхай хорошенько!..

Цеблионок со свистом втянул носом воздух и ничего не ответил.

— Ну подумай, подумай… — разволновался Хранитель Запахов. — Ну ты же у меня такой способненький… Но Цеблионок молчал.

— Ну что же ты! — с огорчением сказал Цеблион. — Это же запах нашего короля! Самый главный запах в нашем королевстве. «Королевский запах не должен быть похож ни на один запах на свете!» — так сказал мне король. Я полгода работал над его запахом. Сколько раз я тебе говорил: чувствуешь, пахнет не поймёшь чем, — значит, это король...

Софья Проковьева. Сказка о ветре в безветренный день

...всю ночь он будет пить, а ближе к утру, когда рассеются облака – любоваться на предрассветный дождь метеоров. Потом, покачиваясь, он добредёт до своей пустой квартиры у рынка. Часа через четыре, приняв душ и побрившись, он потащится в консульство. От безумной ночи останутся только красные прожилки в глазах и дикая головная боль. Он доверится Тео – такому спокойному, такому толковому трудяге Тео – и как-нибудь проживёт это утро. А потом, доверившись судьбе, как-нибудь проживёт день. Потом он вернётся в «Цицерон» и, доверившись вину, как-нибудь проживёт ночь. И так, доверившись сознанию своей незначительности, он проживёт жизнь.

Д.Симмонс. Гиперион

— Окорок тоже очень хорош, — бормотало Блюдо. — Я много двигалось, и хорошо питалось, так что в нём очень много качественного мяса. — Оно мелодично фыркнуло, срыгнуло жвачку, пожевало её и снова проглотило.

— Может быть, рагу из вырезки? — добавило оно.

— Ты хочешь сказать, что это животное в самом деле хочет, чтобы мы его съели? — шёпотом спросила Триллиан у Форда.

— Я? — удивился Форд. Глаза его полностью остекленели. — Я вообще ничего не хочу сказать.

— Но это же абсолютно ужасно, — вскричал Артур, — никогда не слышал ничего противнее!

— В чём проблема, землянин? — спросил Зафод, перемещая внимание на окорок Блюда.

— Но я не хочу есть животное, которое стоит передо мной, и приглашает меня его съесть, — сказал Артур. — Это жестоко.

— Лучше, чем есть животное, которое не хочет, чтобы его съели, — заметил Зафод.

— Не в том дело, — возразил Артур. Потом он подумал над словами Зафода. — Ладно, — сказал он, — может быть, дело именно в этом. Мне всё равно, я не хочу об этом думать сейчас. Я просто… э…

Дуглас Адамс. Ресторан у конца Вселенной

...У этого барокко нашлись свои теоретики и апологеты, утверждавшие, что тело дано для того, чтобы получать от него максимум удовольствия в максимальном количестве мест одновременно; виднейший идеолог этого стиля Мерг Барб объяснял, что Природа разместила в теле — впрочем, скуповато — центры приятных ощущений лишь для того, чтобы оно могло выжить; поэтому, по её воле, любые сладостные ощущения не автономны, но чему-то там служат: либо снабжению организма жидкостью, белками и углеводами, либо продолжению рода и т. д. Этому навязанному извне прагматизму пора положить конец; нынешняя робость телоконструкторов — признак отсутствия перспективистского воображения; лукулловы или эротические утехи — жалкий побочный продукт потрафления врожденным инстинктам, то есть тирании Природы; недостаточно одного лишь освобождения секса благодаря эктогенезу, ибо секс не имеет сколько-нибудь серьёзного будущего — ни в конструкторском плане, ни в плане комбинаторики; всё, что можно было тут выдумать, давно уже осуществлено, и не в том смысл свободы самотворения, чтобы простецки, по-плагиаторски увеличивать то да сё и копировать половое старьё, разве только в большем масштабе. Нужно выдумать совершенно новые органы и части тела, которые функционировали бы исключительно для того, чтобы их обладателю было хорошо, всё лучше, чудесно, просто божественно.

На подмогу Барбу поспешила группа молодых одарённых конструкторов из ГИПРОТЕПСА, которые изобрели гульбоны и шлямсы; о них с большим шумом возвестила реклама, заверявшая, что прежние услады желудка или же секса по сравнению со шлямсанием и гульбонством — всё равно что глупое ковырянье в носу; в мозгу, разумеется, монтировались центры экстатических ощущений, особым образом запрограммированные инженерами нервных путей, причём в несколько ярусов. Так возникли гульбонский и шлямсовый инстинкт, а также соответствующие им действия, спектр которых был необычайно богат и разнообразен, поскольку можно было гульбонить и шлямсать попеременно или разом, соло, дуэтом, триадами, а затем, приделывая себе ласкотки, даже в группах по нескольку десятков человек. Появились и новые виды искусства, а с ними художники-гульбисты и шлямсуны, но и этим дело не кончилось; к концу XXVI столетия возникли барочные формы ушеходов, имели успех локтегрызы, а знаменитый Ондур Стердон, который умел одновременно гульбонить, зумбалить и шлямсать, летая на позвоночных крылышках, стал кумиром толпы.

С.Лем. Путешествия Ийона Тихого. Путешествие двадцать первое

Кроме приборов, необходимых для производства эфирного тракта и аккумуляции мёртвых электронов, на столе изобретателя лежала старая, жёлтая рукопись. На открытой странице её было написано: «Дело техников теперь разводить железо, золото и уголь, как скотоводы разводят свиней». Кому принадлежат эти слова, корреспондентом пока не установлено.

Половину экспериментальной залы занимало блестящее тело. По рассмотрении это оказалось железом. Форма железного тела — почти правильный куб, размером 10 x 10 x 10 метров. Непонятно, каким образом такое тело могло попасть в залу, так как существующие в ней окна и двери позволяют внести тело размером не больше половины указанных. Остаётся одно предположение — железо в залу ниоткуда не вносилось, а выращено в самой зале. Эта достоверность подтверждена журналом экспериментов, лежавшим на том же столе, где и рукопись. Рукою Г.М.Кирпичникова там записаны размеры подопытного тела: «Мягкое железо, размером 10 x 10 x 10 сантиметров — 1 ч. 25 мин., оптимальный вольтаж». Дальнейших записей в журнале не имеется. Таким образом, в течение 2–3 часов железо в объёме увеличилось в 100 раз. Такова сила эфирного питания электронов.

В зале стоял какой-то ровный и постоянный шум, на который наш корреспондент вначале не обратил внимания. Осветив залу, наш сотрудник обнаружил некое чудовище, сидящее на полу близ железной массы. Рядом с неизвестным существом лежали сложные части разрушенного прибора, как бы пережжённые вольтовой дугой. Животное издавало ровный стон. Корреспондент его сфотографировал (см. ниже). Наибольшая высота животного — метр. Наибольшая ширина — около половины метра. Цвет его тела — красно-жёлтый. Общая форма — овал. Органов зрения и слуха — не обнаружено. Кверху поднята огромная пасть с чёрными зубами, длиною каждый по 5–4 сантиметра. Имеются чётыре короткие (1/4 метра) мощные лапы с налившимися мускулами; в обхвате лапа имеет не менее полуметра; кончается лапа одним могущественным пальцем, в форме эластичного сверкающего копья. Животное стоит на толстом сильном хвосте, конец которого шевелится, сверкая тремя зубьями. Зубы в отверзтой пасти имеют нарезку и вращаются в своих гнёздах. Это странное и ужасное существо очень прочно сложено и производит впечатление живого куска металла.

Шум в лаборатории производил гул этого гада: вероятно, животное голодно. Это, несомненно, искусственно откормленный и выращенный Кирпичниковым электрон.

Андрей Платонов. "Эфирный тракт". 1927